Никита Добрынин.
Ложь воцарившаяся вместе с приходом на царство Романовых, закрепилась с никонианскими реформами, оформилась в официальном виде в XIX веке, а потому нынешним версиям официальной истории в полном объёме доверять нельзя. Все самые древние русские летописи до нас не дошли.
Есть отголоски, копии, копии с копий, но всё это сделано в ХVII веке, не раньше, а все подлинные древности или исчезли вместе с портфелями академика истории Миллера, или сгорели в пожарах 1812 года. Даже тот единственный сборник, в котором нашли "Слово о полку Игореве", сгорел в большом московском пожаре. Романовские историки имели уникальную возможность писать такую историю России, которую им хотелось видеть: без корней, без связей, без логики, без прошлого, с обрубленными ветвями и направлениями...
Староверие было не религиозным протестом, как его пытаются представить. Два перста - это не только отстаивание старой традиции. Это иная организация общества, иное отношение между людьми, это иная роль и назначение власти. И вовсе не случайно протопоп Аввакум, православный протопоп, в своих проповедях утверждал, что православие не было жестоким, таким оно стало с воцарением Романовых, но особенно с реформ Никона, когда в Московское государство проникла ересь. По словам Аввакума, "нарядна она (ересь), в царской багрянице ездит и из золотой чаши подчивает. Упоила римское царство и польское, и многие окрестные реши, да и в Русь нашу приехала в 160 году... " (160 год - это 7160 год от Сотворения Мира - это 1652 год современного календаря, по которому мы живём).
По этому летоисчислению жили наши предки до реформ Петра Первого. Возможно, Аввакум называет этот год как начало реформ, начало раскола, которому предшествовали почти полвека кровавых переворотов, заговоров и иностранной интервенции, когда к власти пришли Романовы (1613), и жесточайшее сопротивление в Москве и на окраинах страны, мятежи стрельцов и казаков. К середине 17 века Романовы сломили в основном сопротивление, уничтожив под корень многие древние роды, являясь по сути представителями ереси. Они одержали верх и захватили царский престол, и это они - инициаторы церковного раскола, это они - организаторы разрушительных реформ, но тем не менее раскольниками они назвали сторонников старой веры, а одного из вождей движения за сохранение истинной веры называли грубым, вредным и невежественным расколоучителем, откуда и пошло прозвище Пустосвят. Да еще это прозвище стали писать с маленькой буквы. Кстати, эту традицию некоторые авторы текстов поддерживают и сегодня. А ведь сами старообрядцы считали Никиту "столпом правоверия", православным иерархом.
Итак, у человека, осмелившегося спорить с царевной Софьей, отобрали имя, данное ему при рождении, и жизнь, поскольку по приказу самодержца казнили без суда и следствия. Возникает вопрос, за какие грехи такая кара?
Приход к власти этой династии был нелегитимный, правление сопровождалось гигантским сопротивлением, борьба за власть обернулась морями пролитой крови. Такого сопротивления не имела никакая другая власть на Руси и в России. Но историю писали победители. Они возвысили и преукрасили собственную роль, оболгали соперников, но даже скооректированное прошлое показывает, что в отдельные периоды власть Романовых вела себя как оккупанты. Уход династии от власти тоже не был легитимным, законным. В результате этого правления, растянувшегося на 300 лет, была вычеркнута самая древняя часть прошлого, выкинуты из обзора тысячи лет, переписана история страны, с тех пор это нестыкующиеся между собою факты и тексты.
Дата рождения Добрынина не установлена. Но известно, что при патриархе Иосифе (1642–1652) он, будучи священником, уже занимался правкой богослужебных книг вместе со знаменитыми клириками Аввакумом Петровым, Стефаном Вонифатьевым и другими. Главным же делом Добрынина было служение в Рождество-Богородицкого собора Суздаля. Отношения с суздальским архиепископом Стефаном у него не сложились, поскольку Стефан, по мнению Добрынина, был не только государственным преступником, но и еретиком. Реформа патриарха Никона, принятая большинством епископов, уже обозначилась во всех ее масштабах, и Добрынин с ней не соглашался, отличаясь критическим настроем к иерархам. Потому сообщил царю Алексею Михайловичу, что Стефан, служа в храме, во время «Трисвятого», держит крест не в правой руке, а левой, точно пренебрегая символом христианского спасения. Этого ему было мало, и он осудил архиепископа прямо в храме, вызвав смятение верующих. Протест стоил ему дорого: он поплатился отрешением от службы. Но борьбу продолжил, направив в верха новую челобитную со списком прегрешений Стефана. Челобитные Добрынина оказались не напрасны, и на церковном Соборе 1660 года разбирали персональное дело Стефана, просившего соборян о прощении. Собор сослал иерарха в монастырь под начало «доброго старца» (монастыри использовались в качестве тюрем). Но на защиту Стефана встал царь Алексей Михайлович. Однако, царь, горячий сторонник никоновских нововведений, не согласился с соборным решением. Он предложил собору вновь пересмотреть дело, сказав, что за проступки архиепископа против царя он его прощает, а за духовные вины они, власти бы "судили и прощали по правилам, потому что от простых речей прозябают ереси; а попа Никиту чтоб отослали под градской суд". При этом следовало обвинить Добрынина, и тот был послан «под градский суд» «за ложные изветы», как заявили его обвинители. Что до Собора, то он отлучил Добрынина от Церкви. Так кончилось для Никиты его первое выступление против никоновских новшеств.
Поводом к новому делу послужила известная Никитина челобитная против новоисправленных книг. Шесть-семь лет трудился он над таковым обличением и, наконец, в начале тогдашнего сентябрьского 1666 г. или в конце январского 1665 г. сочинение было у него вчерне готово, а в большей части переписано и набело. Никитина челобитная, называемая староверами великой за ее величину (она действительно весьма пространна: в печатном издании занимает 178 стран.), а отчасти и за ее содержание, представляет один из замечательнейших литературных памятников первоначальной истории раскола. Она написана в обличение никоновских "новшеств" и озаглавливается в печатном издании так: "Суздальского соборного попа Никиты Константинова Добрынина (Пустосвята) челобитная царю Алексею Михайловичу на книгу Скрижаль и на новоисправленные церковные книги". Как видно из этого заглавия, ближайшим образом свои обличения Никита направляет против "Скрижали". "Скрижаль" представляет из себя как бы собрание и апологию всех главнейших никоновских нововведений. Сущность последнего заключается в том, что Никита рассматривает все изменения в церковных книгах и обрядах, произведенные при Никоне, находит их неправильными и исполненными всех ересей — жидовской, римской, несторианской, аполлинариевой и проч. и проч., подтверждая свои мысли свидетельствами св. писания и отцов и учителей церкви. Вообще, по начитанности, по находчивости, или изворотливости ума и по способности излагать свои мысли простым и ясным, но вместе выразительным и даже иногда сильным языком, Никита может занять место наряду с такими замечательными «раскольническими» писателями, как протопоп Аввакум и дьякон Феодор.
В марте 1666 г. московский собор, рассматривавший дело «раскольников», судил и Никиту за его дерзновенное писание. Челобитная Ннкиты была прочитана на соборе, и 5-е деяние собора перечисляет главнейшие "хулы и гаждения", которые написал Никита "в своем богомерзком свитце". Никиту спрашивали, ему ли принадлежит это произведение и поддерживает ли он его содержание. Никита не отрекся и подтвердил свои убеждения. Стойкость Никиты против церковной власти, однако, была непродолжительна. В скором же времени после соборного приговора над ним он начинает посылать из места своей ссылки — Угрешского монастыря — слезные прошения о прощении, с выражением своего раскаяния. Во всех них Никита отрекается от своих прежних заблуждений и признает новопечатные книги русских и восточных иерархов и патриарха Никона православными, а свои прежние мнения — наваждением диавола. Собор поверил искренности раскаяния Никиты, простил его и принял в общение с церковью, что случилось в том же 1666 г. Но собор ошибся: Никита каялся вовсе не искренно, а лицемерно, "за срубом и мечем", как говорил он сам впоследствии; в душе он остался истым старовером, что и сказалось в его дальнейшем историческом выступлении.
После собора 1666—1667 гг. имя Никиты на время почти совсем исчезает с исторического горизонта. Где пребывал он и что делал, положительно неизвестно. Но из последующих событий видно, что он вращался в раскольнических кругах, пользовался в среде раскольников известностью и уважением, как замечательно книжный человек, и жил, по-видимому, в Москве; по крайней мере, там застают его события 1682 года. Эти события и составляют тот исторический момент, который снова выдвинул Никиту на публичную арену. Бывший суздальский поп явился одним из главных, и даже, пожалуй, главным вождем известного «раскольническо-стрелецкого бунта» (Прения о вере)в июле 1682 г.
Когда после смерти царя Феодора Алексеевича управление московским государством перешло в руки царевны Софьи, достигшей власти с помощью стрельцов, то силой последних задумал воспользоваться для своих целей тот класс недовольных, который образовался у нас в лице «раскольников». Среди стрельцов было много последователей старого обряда; на них и задумали опереться руководители «раскола», прекрасно понявшие благоприятность для них наступившего момента.
Несколько стрелецких грамотеев написали челобитную о старой вере "от божественных писаний". Пошли с челобитной к начальнику стрельцов, князю Ивану Андреевичу Хованскому, сочувствовавшему «раскольникам», и рассказали ему, в чем дело. Хованский охотно взялся поддерживать ревнителей "отеческих преданий". Сколько ни искусны были в божественных писаниях «грамотеи», боярин находил их неподходящим апологетом челобитной пред духовными властями. Сотоварищи вспомнили, что у них есть такой человек, какого желал князь. То был суздальский Никита. Как только услышал Хованский это имя, так с радостью ухватился за нового "адаманта". "Знаю я того священника гораздо, — сказал он; противу того им нечего говорить; тот уста им заградит, и прежде сего ни один от них противу его не можаше стати, но яко листвие падоша". Таким престижем пользовался Никита. С этого момента он собственно и делается вождем стрельцов в их "стоянии" за старую веру.
25-го июня1682 г предстояло венчание на царство царей Петра и Иоанна, и ревнители старой веры непременно хотели, чтобы цари венчались "по-старому". Они поэтому требовали, чтобы как можно скорее был собор для прений о вере, из которых они надеялись выйти победителями. Никита беспокоился все насчет венчания: как же будут венчать государей — по-новому или по-старому. Хованский заверял его, что он велит патриарху служить по-старому. Венчание было совершено, конечно, не по указке «раскольников». Между тем, духовные власти принимали свои меры, чтобы лишить раскольников поддержки стрельцов. По свидетельству Саввы Романова, одного из участников событий, патриарх послал за выборными стрелецких полков, велел угощать их, дарил подарками, уговаривая не защищать "старой веры". Вследствие ли этих мер, или и само по себе, когда стали собирать подписи под челобитной в полках, то в некоторых из них обнаружилось разногласие.
Народ в Москве под влиянием раскольнической агитации волновался. Духовенство начало бояться. В среду 5-го июля стрелецкие выборные уже не пошли предварительно к Хованскому, боясь новой проволочки, а прямо велели отцам идти на собор. «Раскольники» требовали, чтобы прения происходили на площади, пред всем народом. Однако правительница на это не согласилась. Не согласилась она оставить также и одно духовенство в Грановитой палате, где решено было устроить "собор", несмотря на уговоры Хованского. В Грановитой палате собрались царевны — Софья Алексеевна, Марья Алексеевна, Татьяна Михайловна, царица Наталья Кирилловна, патриарх, архиерей и выборные стрельцы. Сюда же вошли со своими аналоями, свечами, книгами, иконами и крестами отцы староверия. Вошли с шумом и пред входом с Никитою вышел скандал. Едва Никита вступил на красное крыльцо, как один из священников ухватил его за волосы. Стрельцы отняли Никиту и начали бить священников. Страсти, как видно, разгорались и прения обещали быть резкими. На вопрос патриарха, зачем они пришли, Никита отвечал: "Пришли к царем государем побить челом о исправлении православные христианские веры». Патриарх указал раскольникам, что не дело их, простолюдинов, заниматься церковным исправлением и порицать высших пастырей, что все исправления церковных книг сделаны на основании греческих и харатейных русских книг по грамматике, а они грамматике не учились. Но на это Никита заявил: "Мы пришли не о грамматике с тобою говорить, но о церковных догматах и поговорить с тобою краткими глаголы, и аз о чем тебя вопрошу, ты же ми ответ дай». Патриарх Никите ничего не ответил. Вместо него пробовал говорить холмогорский архиерей Афанасий. Ho Никита с яростью набросился на последнего с поднятой рукой, закричав: "что ты нога выше главы славишися, я не с тобою говорю, но с святейшим патриархом!" и при этом он, по-видимому, ударил епископа Афанасия (хотя Савва Романов осторожно говорит: "отведе его мало рукою"). Никиту оттащили от архиерея. Царевна Софья в гневе поднялась с трона и гневно проговорила: "Видите ли, что Никита делает в наших очах, архиерея бьет, а без нас и давно убьет". Пришедшие заговорили, что Никита не бил, а лишь отвел рукою мало... Но царевна продолжала суровую речь. Она напомнила Никите, что он при Алексее Михайловиче (на соборе 1666 г.) принес публичную челобитную о прощении, а теперь снова берется за то же дело. Никита возразил, что он челобитную тогда принес "за мечом и за срубом" и что против его челобитной ему никто ответу не дал. Царевна, однако, не захотела с Никитой разговаривать: "Нет тебе дела говорить с нами,— молвила она, — и на очах наших тебе не подобает быть". Начали читать «раскольническую» челобитную. Чтение несколько раз прерывалось выражением гнева царевны и объяснениями. Царевна вскакивала с трона при наиболее дерзких и резких выпадах челобитной, а раз даже встала и направилась к выходу, угрожая совсем оставить царство (когда читали о прельщении царя Алексея Михайловича Никоном еретиком); едва уговорили ее Хованский, бояре и выборные. С Никитой Софья не хотела разговаривать, так что когда тот выступил с объяснениями по одному вопросу, царевна запретила ему говорить. Патриарх и духовенство пробовали доказывать «раскольникам» ложность их обвинений и опровергать их мнения. Но те и слушать ничего не хотели. По окончании чтения, видя бесплодность прений, Софья встала с престола и обратилась к "людям", чтобы они не слушали ревнителей ложного "православия". Но «раскольники» кричали, что они умереть готовы за старый крест. Тогда царевна попробовала переговорить особо с выборными. Отойдя в сторону, она позвала их к себе и начала говорить: "Видите ли, светы, какую хулу возлагают на отца нашего... Они называют Арсения старца еретиком, и Никона патриарха; и потому и отец наш и брат тако же еретики стали, да и мы таковы, и вам, светы, надобно за то дело стоять. Да и в том крест целовали великим государям, что за наш царский дом стоять". Однако, выборные, в присутствии "отцов", были не податливы. Они пробовали оправдывать раскольнических вождей. Тогда Софья поняла, что таким путем со стрельцами не сговориться, и распустила собрание, велев им идти с миром. Царевна и духовенство удалились из палаты, назначив быть собору в пятницу.
Никита и другие ревнители старой веры торжествовали. С ликованиями вышли они из кремля под охраной стрельцов. На лобном месте толпам народа читали "от божественных писаний" во обличение никоновских ересей. В толпе говорили, что государи цари приказали по-старому креститься. Пошли за Яузу к Всемилостивейшему Спасу, служили молебен, звонили в колокола. "Отцы" отправились в дом, где прежде пребывали. Но торжество было непродолжительно. Правительство увидело, какие угрожающие размеры принимает раскольническое движение, и употребило все средства подавить его. Софья позвала к себе стрелецких выборных и угощением, дарами и почестями для некоторых, склонила их отказаться от «расколоучителей» и не променять царский двор, всех властей, и все государство российское "на шестерых чернецов". Выборные не устояли пред царскими милостями и сказали, что не их дело стоять за старую веру, а дело патриарха и освященного собора. На совещании выборных решено было "отказать во всем старцам и посадским". Рядовые стрельцы сначала было грозили выборным расправиться за измену древнему благочестию. Но их по очереди пригласили на царское угощенье, выставив на 10 человек по ушату пива и мерке меду, и они о старой вере "и думать перестали". Угостившись, они набросились на "правоверную братью" и стали бить их, приговаривая: "Вы бунтовщики и возмутили всем царством". "Правоверные", видя такую "дьявольскую пакость, возмятошася и друг друга не сведаху, бегству себя предаша". Все стрельцы принесли повинные за подписями, что им до того дела нет. Все это произошло в несколько дней. Собора в пятницу отцы не дождались. Вместо того 100 стрельцов отправились по отцов, забрали их и привели на Лыков двор. Во вторник, 11-го июля, в первом часу дня попу Никите отсекли голову, как самому ярому зачинщику смуты, Сергия послали в ссылку в Спасский Ярославский монастырь, а прочих отцов разослали по иным монастырям.
Так кончил свою жизнь ревнитель старой веры. Место погребения Никиты Добрынина неизвестно. Но среди староверов существует предание, будто бы после казни Никиты его почитатели подобрали его обезглавленный труп с лобного места, купили у палача голову и с великим благоговением вывезли бренные останки Никиты в г. Гжатск, Смоленской губернии, где и похоронили на старом кладбище, поставив над могилой простой деревянный осмиконечный крест без всякой надписи. Каждый год в день казни Никиты в г. Гжатск собирается толпа богомольцев-староверов отовсюду. Богомольцы молятся на могиле, берут с нее землицы, служат панихиды. Могилу Никиты, быть может мнимую, до недавнего времени по крайней мере, осенял только простой черный деревянный крест с надписью: "Помяни мя, Господи, во царствии си".
Источники и литература: "Материалы для истории раскола за первое время его существования", изд. под ред. Н. Субботина, т. І и IV. "История о вере и челобитная о стрельцах Саввы Романова", Летописи русской литературы и древности, т. V (о раскольническом бунте 1682 г.). "Виноград Российский" С.Денисова «статья о Никнте». C. M. Соловьев, История России, т. XIII, стр. 356—372 — о мятеже 1682 г. Александр Ерошкин «Пустосвят и спор о вере». В.В. Вяткин «Кровавый спор».
М.Г.Николаев